А. В. Липатов[*]
Современные социально-политические, экономические и культурные изменения в нашей стране обусловливают необходимость поиска новых духовных, нравственных, патриотических, национальных идеалов. В результате специалисты-гуманитарии все чаще обращаются к прошлому нашего отечества. Это в полной мере относится и к социально-культурной деятельности, что актуализирует изучение опыта учреждений культуры и творческих союзов.
История государственной политики в области культуры в период «оттепели», с 1953 по 1964 г., становится важным материалом для анализа процессов в сфере искусства, которые были универсальными, но в регионах, в частности в Сталинграде (с 1961 г. Волгограде), имели более выраженный характер в силу большей инертности и следования общепринятым правилам, установленным центральными органами управления культурой.
О. В. Ралкова[*]
В течение последних лет возрос интерес к изучению истории повседневности. Мы будем рассматривать ее как отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных и социально-бытовых контекстах.
В сельской повседневности, как в зеркале, отражались особенности происходивших в стране процессов. Их рассмотрение сквозь призму повседневной жизни конкретного региона позволяет показать разнообразие общеисторического процесса, обогатить историческую науку новыми конкретными данными.
Локально-исторические исследования в русле истории повседневности органично сочетаются с устной историей. Работа с устными свидетельствами продуктивна, поскольку устные источники наиболее живо отражают специфику потребностей сельского населения Челябинской области в первые послевоенные годы и мотивы поведения сельских жителей.
А. В. Семенихин[*]
Протоиерей Николай Евграфович Сироткин — патриарх русской фенологии, метеоролог, выдающийся пастырь, благочинный церквей Подольского уезда Московской губернии, просветитель, краевед, статистик, нумизмат второй половины XIX — первой четверти XX в. Его труды — это результат многолетних метеорологических и фенологических наблюдений, изучения среднерусской природы на примере Подольского уезда, изучения истории села Захарьино и окрестностей Сухановской волости Подольского уезда1, где Сироткин провел 50 лет своей жизни из 78, а также просветительская деятельность по открытию 10 школ в Подольском уезде. Наблюдения Сироткина за природой стали основой русской фенологии. Ими пользовались многие авторы выдающихся фенологических работ разных лет, а метеорологические наблюдения Николая Евграфовича вошли в историю русской метеорологии. Однако само имя Сироткина, ввиду того что он был представителем духовенства, в советское время было забыто. Скромное упоминание о нем можно найти в советской фенологической литературе. Современная историческая, фенологическая, метеорологическая или любительская краеведческая литература также не изобилует ссылками на личность и наследие Николая Евграфовича, ограничиваясь лишь редкими и краткими упоминаниями, основанными на одном-двух источниках информации.
Р. И. Гальперин[*]
Конец XIX — начало XX в., безусловно, является переломной точкой русской истории. Революционные потрясения, освободительное движение вторглись в судьбы подданных империи. В бурный водоворот социально-политических катаклизмов этой эпохи был втянут саратовский юрист, адвокат и общественный деятель Николай Николаевич Мясоедов.
В работе использованы по большей части еще не введенные в научный оборот материалы Государственного архива Саратовской области (ГАСО, Саратов). Первым, кто использовал материалы личного фонда Н. Н. Мясоедова, была заведующая отделом НСА ГАСО М. Ю. Болдырева1. Общественно-политическую и профессиональную деятельность Мясоедова рассматривал в своих работах профессор Ю. В. Варфоломеев, особо обращая внимание на политические процессы саратовского адвоката2 и на период его работы в должности старшего председателя Саратовской судебной палаты3.
Л. В. Пашкова[*]
Наряду с Бородинским сражением московский пожар — одно из неразгаданных событий Отечественной войны 1812 г. Пожалуй, двумя самыми главными проблемами в изучении Отечественной войны являются вопросы о том, кто выиграл Бородинское сражение и кто является виновником пожара в Москве.
Москва горела в течение шести дней во время пребывания в ней французов, но и после в разных частях города вспыхивали небольшие пожары. До сих пор не определено, кто был виновником сожжения древней столицы — русские или французы. Существует также точка зрения, что Москва загорелась случайно. Все эти гипотезы начали разрабатываться сразу же после окончания войны, поскольку о московском пожаре писали в то время многие очевидцы событий. Изучение этой проблемы получило свое дальнейшее развитие, однако в процессе исследований историки так и не пришли к однозначному ответу.
Я. И. Прокопенко[*]
Судьбы людей становятся все менее различимыми за толщей прошедших лет. Так трудно порой увидеть человека за историческими событиями и в свою очередь оценить его роль в них. Мы не задумываемся о том, что и сами когда-нибудь станем лицом своей эпохи, образом на историческом горизонте.
Прошлое — не только история смены правителей на троне, появления и отмирания каких-либо учреждений, но и история жизни людей. Совершить своеобразное путешествие во времени и увидеть сквозь века человека с его страстями, слабостями и надеждами, показать его отражение в исторической эпохе и отражение духа эпохи в нем — искреннее стремление автора.
М. И. Балыкина[*]
Исследователи неоднократно отмечали существование двух культурных тенденций в эпоху русского средневековья. Первая связана со службой государству и монарху, вторая — с уходом от мирских дел и посвящению себя Богу. Средневековый человек не мыслил себя вне религии, но, как отмечал А. Я. Гуревич: «...мы ничего не поймем в средневековой культуре, если ограничимся соображением, что в ту эпоху царили невежество и мракобесие, поскольку все верили в Бога…»1 Вера была нужна, чтобы объяснить существование этого мира; она служила опорной точкой, исходя из которой люди совершали те или иные поступки, строили свой жизненный путь. Считая себя рабом Божьим и холопом государя, средневековый человек испытывал чувства, которые можно определить как благочестивые. На основе этих понятий между людьми устанавливались отношения в социуме2.
С. В. Пашков[*]
В немецкой хронике продолжателя Регинона Прюмского содержатся сведения о русском посольстве 959 г. к Оттону I, которое просило его прислать на Русь епископа. Последние источниковедческие исследования подтверждают достоверность этой информации1. Вокруг нее в исторической науке развернулась дискуссия по вопросу о целях указанного посольства.
Мы условно выделили шесть основных точек зрения на цели русского посольства 959 г. к Оттону I. Согласно первой, посольство не было официальным представителем Киевской Руси. Одно из оснований данной позиции — обозначение продолжателем Регинона народа, от которого прибыли послы, термином «руги». Поскольку этот этноним употреблялся также по отношению к населению других территорий, то некоторые историки посчитали, что именно туда, а не на Русь Оттон I отправил епископа. В. Н. Татищев в середине XVIII в. писал: «Равно сему Ламберт о проповеди римлян народу русскому в 960 году сказует, но явно, что ругиан за русских почитает, чему другие правильно противоречат, сказуя, еже оное в Вандалии у ругиан разуметь надлежит...»2 Н. М. Карамзин в 1816 г. отмечал, что «Адальберт был послан Оттоном не к русским, а ругенским славянам»3.
И. А. Курляндский[*]
Публикуемые ниже документы касаются судьбы только одного священника из многих тысяч служителей Церкви, ставших жертвами политических репрессий 1920‒1930-х гг. Документы выявлены в архивном деле Центрального архива ФСБ, содержащем сводки местных чекистских начальников, посылавшихся ими своим руководителям из центрального аппарата ОГПУ, о волнениях в разных областях СССР, возникавших на «церковной почве» в 1929‒1930 гг., в результате развернутых властями масштабных гонений на религию и Церковь, прямо связаных с проводимой тогда политикой «большого скачка» во всех сферах жизни страны. Этот «большой скачок» еще в советских учебниках объяснялся расхожим штампом — «наступление социализма по всему фронту», а советским людям той эпохи он запомнился прежде всего коллективизацией и раскулачиванием по-сталински, обернувшимися не только разорением и уничтожением традиционной деревни, но и ликвидацией целого класса крестьянства как самостоятельных производителей. Именно поэтому ряд исследователей проблемы (С. А. Красильников, В. А. Ильиных и др.) считают необходимым в этом случае употребление термина «раскрестьянивание». Второй крупной категорией жертв политики раскрестьянивания стало духовенство (для русской деревни — главным образом православное), сельские священники. Такой ход был вполне логичен для руководства страны. Раз ломался традиционный уклад жизни старой деревни, то для большевиков необходимо было нанести сокрушительный удар и по Церкви как духовной опоре этого сознательно разрушаемого ими уклада, и по ее многочисленным служителям, которые нередко защищали простых сельских тружеников от произвола и насилия властей.
Е. А. Газов[*]
Трагические для Русской Церкви события, связанные с изъятием церковных ценностей в 1922 г., уже освещены в десятках книг и сотнях статей российских и зарубежных историков. Подробно исследована роль Политбюро ЦК РКП(б), советских властных и репрессивных структур в организации кампании на «высшем» уровне. Изучение этих событий в регионах представляет на сегодняшний момент довольно разнообразную картину, и следует отметить почти полное отсутствие исследований о ходе кампании в Московской губернии, особенно в уездах, хотя столичный регион был одним из важнейших в планах большевистских экспроприаторов1. Около 2000 культовых зданий: православные храмы и часовни, не разграбленные до основания монастыри, старообрядческие храмы и моленные, католические костелы, синагоги и мечети — все это обращало на себя пристальное внимание советских руководителей.
А. В. Липатов[*]
Современные социально-политические, экономические и культурные изменения в нашей стране обусловливают необходимость поиска новых духовных, нравственных, патриотических, национальных идеалов. В результате специалисты-гуманитарии все чаще обращаются к прошлому нашего отечества. Это в полной мере относится и к социально-культурной деятельности, что актуализирует изучение опыта учреждений культуры и творческих союзов.
История государственной политики в области культуры в период «оттепели», с 1953 по 1964 г., становится важным материалом для анализа процессов в сфере искусства, которые были универсальными, но в регионах, в частности в Сталинграде (с 1961 г. Волгограде), имели более выраженный характер в силу большей инертности и следования общепринятым правилам, установленным центральными органами управления культурой.
О. В. Ралкова[*]
В течение последних лет возрос интерес к изучению истории повседневности. Мы будем рассматривать ее как отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных и социально-бытовых контекстах.
В сельской повседневности, как в зеркале, отражались особенности происходивших в стране процессов. Их рассмотрение сквозь призму повседневной жизни конкретного региона позволяет показать разнообразие общеисторического процесса, обогатить историческую науку новыми конкретными данными.
Локально-исторические исследования в русле истории повседневности органично сочетаются с устной историей. Работа с устными свидетельствами продуктивна, поскольку устные источники наиболее живо отражают специфику потребностей сельского населения Челябинской области в первые послевоенные годы и мотивы поведения сельских жителей.
А. В. Семенихин[*]
Протоиерей Николай Евграфович Сироткин — патриарх русской фенологии, метеоролог, выдающийся пастырь, благочинный церквей Подольского уезда Московской губернии, просветитель, краевед, статистик, нумизмат второй половины XIX — первой четверти XX в. Его труды — это результат многолетних метеорологических и фенологических наблюдений, изучения среднерусской природы на примере Подольского уезда, изучения истории села Захарьино и окрестностей Сухановской волости Подольского уезда1, где Сироткин провел 50 лет своей жизни из 78, а также просветительская деятельность по открытию 10 школ в Подольском уезде. Наблюдения Сироткина за природой стали основой русской фенологии. Ими пользовались многие авторы выдающихся фенологических работ разных лет, а метеорологические наблюдения Николая Евграфовича вошли в историю русской метеорологии. Однако само имя Сироткина, ввиду того что он был представителем духовенства, в советское время было забыто. Скромное упоминание о нем можно найти в советской фенологической литературе. Современная историческая, фенологическая, метеорологическая или любительская краеведческая литература также не изобилует ссылками на личность и наследие Николая Евграфовича, ограничиваясь лишь редкими и краткими упоминаниями, основанными на одном-двух источниках информации.
Р. И. Гальперин[*]
Конец XIX — начало XX в., безусловно, является переломной точкой русской истории. Революционные потрясения, освободительное движение вторглись в судьбы подданных империи. В бурный водоворот социально-политических катаклизмов этой эпохи был втянут саратовский юрист, адвокат и общественный деятель Николай Николаевич Мясоедов.
В работе использованы по большей части еще не введенные в научный оборот материалы Государственного архива Саратовской области (ГАСО, Саратов). Первым, кто использовал материалы личного фонда Н. Н. Мясоедова, была заведующая отделом НСА ГАСО М. Ю. Болдырева1. Общественно-политическую и профессиональную деятельность Мясоедова рассматривал в своих работах профессор Ю. В. Варфоломеев, особо обращая внимание на политические процессы саратовского адвоката2 и на период его работы в должности старшего председателя Саратовской судебной палаты3.
Л. В. Пашкова[*]
Наряду с Бородинским сражением московский пожар — одно из неразгаданных событий Отечественной войны 1812 г. Пожалуй, двумя самыми главными проблемами в изучении Отечественной войны являются вопросы о том, кто выиграл Бородинское сражение и кто является виновником пожара в Москве.
Москва горела в течение шести дней во время пребывания в ней французов, но и после в разных частях города вспыхивали небольшие пожары. До сих пор не определено, кто был виновником сожжения древней столицы — русские или французы. Существует также точка зрения, что Москва загорелась случайно. Все эти гипотезы начали разрабатываться сразу же после окончания войны, поскольку о московском пожаре писали в то время многие очевидцы событий. Изучение этой проблемы получило свое дальнейшее развитие, однако в процессе исследований историки так и не пришли к однозначному ответу.
Я. И. Прокопенко[*]
Судьбы людей становятся все менее различимыми за толщей прошедших лет. Так трудно порой увидеть человека за историческими событиями и в свою очередь оценить его роль в них. Мы не задумываемся о том, что и сами когда-нибудь станем лицом своей эпохи, образом на историческом горизонте.
Прошлое — не только история смены правителей на троне, появления и отмирания каких-либо учреждений, но и история жизни людей. Совершить своеобразное путешествие во времени и увидеть сквозь века человека с его страстями, слабостями и надеждами, показать его отражение в исторической эпохе и отражение духа эпохи в нем — искреннее стремление автора.
М. И. Балыкина[*]
Исследователи неоднократно отмечали существование двух культурных тенденций в эпоху русского средневековья. Первая связана со службой государству и монарху, вторая — с уходом от мирских дел и посвящению себя Богу. Средневековый человек не мыслил себя вне религии, но, как отмечал А. Я. Гуревич: «...мы ничего не поймем в средневековой культуре, если ограничимся соображением, что в ту эпоху царили невежество и мракобесие, поскольку все верили в Бога…»1 Вера была нужна, чтобы объяснить существование этого мира; она служила опорной точкой, исходя из которой люди совершали те или иные поступки, строили свой жизненный путь. Считая себя рабом Божьим и холопом государя, средневековый человек испытывал чувства, которые можно определить как благочестивые. На основе этих понятий между людьми устанавливались отношения в социуме2.
С. В. Пашков[*]
В немецкой хронике продолжателя Регинона Прюмского содержатся сведения о русском посольстве 959 г. к Оттону I, которое просило его прислать на Русь епископа. Последние источниковедческие исследования подтверждают достоверность этой информации1. Вокруг нее в исторической науке развернулась дискуссия по вопросу о целях указанного посольства.
Мы условно выделили шесть основных точек зрения на цели русского посольства 959 г. к Оттону I. Согласно первой, посольство не было официальным представителем Киевской Руси. Одно из оснований данной позиции — обозначение продолжателем Регинона народа, от которого прибыли послы, термином «руги». Поскольку этот этноним употреблялся также по отношению к населению других территорий, то некоторые историки посчитали, что именно туда, а не на Русь Оттон I отправил епископа. В. Н. Татищев в середине XVIII в. писал: «Равно сему Ламберт о проповеди римлян народу русскому в 960 году сказует, но явно, что ругиан за русских почитает, чему другие правильно противоречат, сказуя, еже оное в Вандалии у ругиан разуметь надлежит...»2 Н. М. Карамзин в 1816 г. отмечал, что «Адальберт был послан Оттоном не к русским, а ругенским славянам»3.
И. А. Курляндский[*]
Публикуемые ниже документы касаются судьбы только одного священника из многих тысяч служителей Церкви, ставших жертвами политических репрессий 1920‒1930-х гг. Документы выявлены в архивном деле Центрального архива ФСБ, содержащем сводки местных чекистских начальников, посылавшихся ими своим руководителям из центрального аппарата ОГПУ, о волнениях в разных областях СССР, возникавших на «церковной почве» в 1929‒1930 гг., в результате развернутых властями масштабных гонений на религию и Церковь, прямо связаных с проводимой тогда политикой «большого скачка» во всех сферах жизни страны. Этот «большой скачок» еще в советских учебниках объяснялся расхожим штампом — «наступление социализма по всему фронту», а советским людям той эпохи он запомнился прежде всего коллективизацией и раскулачиванием по-сталински, обернувшимися не только разорением и уничтожением традиционной деревни, но и ликвидацией целого класса крестьянства как самостоятельных производителей. Именно поэтому ряд исследователей проблемы (С. А. Красильников, В. А. Ильиных и др.) считают необходимым в этом случае употребление термина «раскрестьянивание». Второй крупной категорией жертв политики раскрестьянивания стало духовенство (для русской деревни — главным образом православное), сельские священники. Такой ход был вполне логичен для руководства страны. Раз ломался традиционный уклад жизни старой деревни, то для большевиков необходимо было нанести сокрушительный удар и по Церкви как духовной опоре этого сознательно разрушаемого ими уклада, и по ее многочисленным служителям, которые нередко защищали простых сельских тружеников от произвола и насилия властей.
Е. А. Газов[*]
Трагические для Русской Церкви события, связанные с изъятием церковных ценностей в 1922 г., уже освещены в десятках книг и сотнях статей российских и зарубежных историков. Подробно исследована роль Политбюро ЦК РКП(б), советских властных и репрессивных структур в организации кампании на «высшем» уровне. Изучение этих событий в регионах представляет на сегодняшний момент довольно разнообразную картину, и следует отметить почти полное отсутствие исследований о ходе кампании в Московской губернии, особенно в уездах, хотя столичный регион был одним из важнейших в планах большевистских экспроприаторов1. Около 2000 культовых зданий: православные храмы и часовни, не разграбленные до основания монастыри, старообрядческие храмы и моленные, католические костелы, синагоги и мечети — все это обращало на себя пристальное внимание советских руководителей.
А. В. Липатов[*]
Современные социально-политические, экономические и культурные изменения в нашей стране обусловливают необходимость поиска новых духовных, нравственных, патриотических, национальных идеалов. В результате специалисты-гуманитарии все чаще обращаются к прошлому нашего отечества. Это в полной мере относится и к социально-культурной деятельности, что актуализирует изучение опыта учреждений культуры и творческих союзов.
История государственной политики в области культуры в период «оттепели», с 1953 по 1964 г., становится важным материалом для анализа процессов в сфере искусства, которые были универсальными, но в регионах, в частности в Сталинграде (с 1961 г. Волгограде), имели более выраженный характер в силу большей инертности и следования общепринятым правилам, установленным центральными органами управления культурой.
О. В. Ралкова[*]
В течение последних лет возрос интерес к изучению истории повседневности. Мы будем рассматривать ее как отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных и социально-бытовых контекстах.
В сельской повседневности, как в зеркале, отражались особенности происходивших в стране процессов. Их рассмотрение сквозь призму повседневной жизни конкретного региона позволяет показать разнообразие общеисторического процесса, обогатить историческую науку новыми конкретными данными.
Локально-исторические исследования в русле истории повседневности органично сочетаются с устной историей. Работа с устными свидетельствами продуктивна, поскольку устные источники наиболее живо отражают специфику потребностей сельского населения Челябинской области в первые послевоенные годы и мотивы поведения сельских жителей.
А. В. Семенихин[*]
Протоиерей Николай Евграфович Сироткин — патриарх русской фенологии, метеоролог, выдающийся пастырь, благочинный церквей Подольского уезда Московской губернии, просветитель, краевед, статистик, нумизмат второй половины XIX — первой четверти XX в. Его труды — это результат многолетних метеорологических и фенологических наблюдений, изучения среднерусской природы на примере Подольского уезда, изучения истории села Захарьино и окрестностей Сухановской волости Подольского уезда1, где Сироткин провел 50 лет своей жизни из 78, а также просветительская деятельность по открытию 10 школ в Подольском уезде. Наблюдения Сироткина за природой стали основой русской фенологии. Ими пользовались многие авторы выдающихся фенологических работ разных лет, а метеорологические наблюдения Николая Евграфовича вошли в историю русской метеорологии. Однако само имя Сироткина, ввиду того что он был представителем духовенства, в советское время было забыто. Скромное упоминание о нем можно найти в советской фенологической литературе. Современная историческая, фенологическая, метеорологическая или любительская краеведческая литература также не изобилует ссылками на личность и наследие Николая Евграфовича, ограничиваясь лишь редкими и краткими упоминаниями, основанными на одном-двух источниках информации.
Р. И. Гальперин[*]
Конец XIX — начало XX в., безусловно, является переломной точкой русской истории. Революционные потрясения, освободительное движение вторглись в судьбы подданных империи. В бурный водоворот социально-политических катаклизмов этой эпохи был втянут саратовский юрист, адвокат и общественный деятель Николай Николаевич Мясоедов.
В работе использованы по большей части еще не введенные в научный оборот материалы Государственного архива Саратовской области (ГАСО, Саратов). Первым, кто использовал материалы личного фонда Н. Н. Мясоедова, была заведующая отделом НСА ГАСО М. Ю. Болдырева1. Общественно-политическую и профессиональную деятельность Мясоедова рассматривал в своих работах профессор Ю. В. Варфоломеев, особо обращая внимание на политические процессы саратовского адвоката2 и на период его работы в должности старшего председателя Саратовской судебной палаты3.
Л. В. Пашкова[*]
Наряду с Бородинским сражением московский пожар — одно из неразгаданных событий Отечественной войны 1812 г. Пожалуй, двумя самыми главными проблемами в изучении Отечественной войны являются вопросы о том, кто выиграл Бородинское сражение и кто является виновником пожара в Москве.
Москва горела в течение шести дней во время пребывания в ней французов, но и после в разных частях города вспыхивали небольшие пожары. До сих пор не определено, кто был виновником сожжения древней столицы — русские или французы. Существует также точка зрения, что Москва загорелась случайно. Все эти гипотезы начали разрабатываться сразу же после окончания войны, поскольку о московском пожаре писали в то время многие очевидцы событий. Изучение этой проблемы получило свое дальнейшее развитие, однако в процессе исследований историки так и не пришли к однозначному ответу.
Я. И. Прокопенко[*]
Судьбы людей становятся все менее различимыми за толщей прошедших лет. Так трудно порой увидеть человека за историческими событиями и в свою очередь оценить его роль в них. Мы не задумываемся о том, что и сами когда-нибудь станем лицом своей эпохи, образом на историческом горизонте.
Прошлое — не только история смены правителей на троне, появления и отмирания каких-либо учреждений, но и история жизни людей. Совершить своеобразное путешествие во времени и увидеть сквозь века человека с его страстями, слабостями и надеждами, показать его отражение в исторической эпохе и отражение духа эпохи в нем — искреннее стремление автора.
М. И. Балыкина[*]
Исследователи неоднократно отмечали существование двух культурных тенденций в эпоху русского средневековья. Первая связана со службой государству и монарху, вторая — с уходом от мирских дел и посвящению себя Богу. Средневековый человек не мыслил себя вне религии, но, как отмечал А. Я. Гуревич: «...мы ничего не поймем в средневековой культуре, если ограничимся соображением, что в ту эпоху царили невежество и мракобесие, поскольку все верили в Бога…»1 Вера была нужна, чтобы объяснить существование этого мира; она служила опорной точкой, исходя из которой люди совершали те или иные поступки, строили свой жизненный путь. Считая себя рабом Божьим и холопом государя, средневековый человек испытывал чувства, которые можно определить как благочестивые. На основе этих понятий между людьми устанавливались отношения в социуме2.
С. В. Пашков[*]
В немецкой хронике продолжателя Регинона Прюмского содержатся сведения о русском посольстве 959 г. к Оттону I, которое просило его прислать на Русь епископа. Последние источниковедческие исследования подтверждают достоверность этой информации1. Вокруг нее в исторической науке развернулась дискуссия по вопросу о целях указанного посольства.
Мы условно выделили шесть основных точек зрения на цели русского посольства 959 г. к Оттону I. Согласно первой, посольство не было официальным представителем Киевской Руси. Одно из оснований данной позиции — обозначение продолжателем Регинона народа, от которого прибыли послы, термином «руги». Поскольку этот этноним употреблялся также по отношению к населению других территорий, то некоторые историки посчитали, что именно туда, а не на Русь Оттон I отправил епископа. В. Н. Татищев в середине XVIII в. писал: «Равно сему Ламберт о проповеди римлян народу русскому в 960 году сказует, но явно, что ругиан за русских почитает, чему другие правильно противоречат, сказуя, еже оное в Вандалии у ругиан разуметь надлежит...»2 Н. М. Карамзин в 1816 г. отмечал, что «Адальберт был послан Оттоном не к русским, а ругенским славянам»3.
И. А. Курляндский[*]
Публикуемые ниже документы касаются судьбы только одного священника из многих тысяч служителей Церкви, ставших жертвами политических репрессий 1920‒1930-х гг. Документы выявлены в архивном деле Центрального архива ФСБ, содержащем сводки местных чекистских начальников, посылавшихся ими своим руководителям из центрального аппарата ОГПУ, о волнениях в разных областях СССР, возникавших на «церковной почве» в 1929‒1930 гг., в результате развернутых властями масштабных гонений на религию и Церковь, прямо связаных с проводимой тогда политикой «большого скачка» во всех сферах жизни страны. Этот «большой скачок» еще в советских учебниках объяснялся расхожим штампом — «наступление социализма по всему фронту», а советским людям той эпохи он запомнился прежде всего коллективизацией и раскулачиванием по-сталински, обернувшимися не только разорением и уничтожением традиционной деревни, но и ликвидацией целого класса крестьянства как самостоятельных производителей. Именно поэтому ряд исследователей проблемы (С. А. Красильников, В. А. Ильиных и др.) считают необходимым в этом случае употребление термина «раскрестьянивание». Второй крупной категорией жертв политики раскрестьянивания стало духовенство (для русской деревни — главным образом православное), сельские священники. Такой ход был вполне логичен для руководства страны. Раз ломался традиционный уклад жизни старой деревни, то для большевиков необходимо было нанести сокрушительный удар и по Церкви как духовной опоре этого сознательно разрушаемого ими уклада, и по ее многочисленным служителям, которые нередко защищали простых сельских тружеников от произвола и насилия властей.
Е. А. Газов[*]
Трагические для Русской Церкви события, связанные с изъятием церковных ценностей в 1922 г., уже освещены в десятках книг и сотнях статей российских и зарубежных историков. Подробно исследована роль Политбюро ЦК РКП(б), советских властных и репрессивных структур в организации кампании на «высшем» уровне. Изучение этих событий в регионах представляет на сегодняшний момент довольно разнообразную картину, и следует отметить почти полное отсутствие исследований о ходе кампании в Московской губернии, особенно в уездах, хотя столичный регион был одним из важнейших в планах большевистских экспроприаторов1. Около 2000 культовых зданий: православные храмы и часовни, не разграбленные до основания монастыри, старообрядческие храмы и моленные, католические костелы, синагоги и мечети — все это обращало на себя пристальное внимание советских руководителей.
Подробнее ...
Новые издания
Проекты ИРИО
Информация
Императорское Русское историческое общество было основано в марте 1866 года в Санкт-Петербурге по предложению и под личным председательством цесаревича Александра Александровича. После революции 1917 года Императорское Русское историческое общество было запрещено. Возрождение общества состоялось 16 апреля 1991 года. Целью общества является развитие российской исторической науки, популяризация исторического знания, патриотическое воспитание молодежи.
Русская история на кириллице!
Горное дело
